«Для дискуссии была заявлена интересная и важная тема экологической трансформации, но на повестке дня возникли темы еще более интересные и важные. Рассказывают, что, когда Черчиллю принесли бюджет, он его пролистал и спросил, почему не предусмотрены затраты на культуру. Ему отвечают: «Так война идёт, какая культура».
На что Черчилль сказал: «Если нет культуры, так зачем мы тогда воюем?». Мне кажется, что интерес страны к вопросам экологии — это показатель её устойчивости. Продолжение ESG-проектов — это проверка для нас, крупных компаний: можем ли мы быть устойчивыми», — высказался Станислав Селезнёв.
В общем, когда, если не сейчас. К тому же будем надеяться, что санкции, и набирающая обороты русофобия, окажутся не вечными.
Отрицание, наблюдение, принятие, вовлечение
Вице-президент ГК «Михайлов и Партнёры» Алексей Рябинкин, модератор одного из круглых столов прошлогоднего «Майнекса», обратился к присутствующим на мероприятии представителям крупнейших горно-металлургических предприятий страны с просьбой определить уровень принятия российскими компаниями ESG-повестки.
Шкала была предложена четырёхбалльная, где 1 — отрицание, 2 — наблюдение и оценка, 3 — принятие и 4 — искреннее вовлечение. Большинство опрошенных специалистов говорили о том, что мы находимся на переходе от второй стадии к третьей.
Так, директор по правовым вопросам и вопросам ESG, член совета директоров Nordgold Евгений Тулубенский отметил, что в отрасли присутствует «полный спектр»: от неприятия и незнания, что за ESG вообще такое, до весьма успешных практик, которые демонстрируют УК «Полиметалл», ПАО «Полюс» или ПАО «Северсталь», которые занимают высокие строчки в мировых ESG-рейтингах.
С ним согласился заместитель генерального директора ГК «Петропавловск» Алексей Харитонцев, уточнив, что компаний, находящихся на стадии отрицания, всё-таки единицы, поскольку эти вопросы в последнее время начали поднимать и на государственном уровне, но, заметим, только в последнее время.
И только советник генерального директора ПАО «Северсталь» Наталья Поппель оценила вовлечённость российской горно-металлургической отрасли на твёрдую четвёрку.
«Пожалуй, три года назад мы все жили совсем в другой парадигме. Но она меняется, и тому есть логичное объяснение. Во-первых, через несколько лет к нам придёт новое поколение работников, для которого экологические и волонтёрские проекты, реализуемые в компании, окажутся важнее зарплаты.
Запросы на высококвалифицированный персонал будут расти, а люди пойдут туда, где у них есть перспективы развития. А во-вторых, инвесторы абсолютно точно не будут вкладываться в компании, которые игнорируют ESG-повестку.
Мы должны понимать, что даже небольшие компании не могут не думать о будущем, потому что бизнес всегда прагматичен. Как минимум компании первого эшелона заставляют развиваться всех остальных. Как это происходит?
Сегодня добывающие предприятия становятся всё более прозрачными, публикуют отчёты об устойчивом развитии. И раскрывают, в частности, данные о случаях травматизма.
Для «Северстали» это не ново, мы давно эту отчётность открываем. И конечно же, это не «фейк»: попробовали бы мы хоть раз представить ложную информацию — это огромные риски для компании и её капитализации. И травматизм, который у нас есть, в большей степени связан с работой наших подрядчиков.
Поэтому принята огромная программа по работе с поставщиками и подрядчиками, для того чтобы их стандарты и подходы соответствовали тем, что приняты в «Северстали». Они вовлечены в повестку, поскольку иначе просто не выживут на рынке. Они, может быть, даже не знают такой аббревиатуры, как ESG, но вовлечены в процесс однозначно», — уверена Наталья Поппель.
Публичность как ESG-драйвер
В целом все представители отрасли сходятся во мнении о том, что ESG — это новое определение для работ, которые бизнес ведёт уже много лет. По этому поводу ёмко высказался вице-президент по федеральным и региональным программам ПАО «ГМК «Норильский никель» Андрей Грачев, выступая на КЭФ-2022.
«Сейчас аббревиатура ESG приобрела достаточно широкое распространение. Вопрос такой: экология, социальная политика, корпоративное управление — скажите, а мы раньше этим не занимались? У нас этого не было? Честно говоря, тут, как у Жванецкого: «Это что-то новое, или мы этим давно занимались?».
Если вы прочтёте труды академика Вернадского о превращении биосферы в ноосферу, разумную среду обитания, то вы поймёте, что этот великий русский учёный и явился основоположником ESG», — подчеркнул Андрей Грачёв.
Такова одна сторона медали. Но есть и другая: едва ли кто-то станет отрицать, что именно в последние два-три года ESG-движение стало этаким мейнстримом. По сути, происходит вот что: уже не первый год крупнейшие компании отрасли реализуют подобные проекты, но только в последнее время их объединили в общую стратегию, о них начали говорить во всеуслышание.
И, конечно же, именно крупные компании оказались в авангарде этого движения: зайдите на официальные сайты лидеров горно-металлургической отрасли и почти наверняка увидите там вкладку «Устойчивое развитие» или ESG, где можно найти перечень профильных проектов и скачать отчёты.
Если бы предприятия начали реализацию проектов, которые сегодня объединяет аббревиатура ESG, им бы просто нечего было писать в этих отчётах. И ещё один момент: драйверят это направление именно публичные компании.
В этом смысле интересен опыт Kopy Goldfields — шведской компании с российскими активами. Её управляющий директор Михаил Дамрин рассказал, как и почему в компании менялось отношение к ESG.
«Швеция, в принципе, относится к тем странам, где к вопросам ESG относятся очень ответственно. Я, наверное, не открою тайны, если скажу, что горнорудная отрасль является не самой популярной для инвестирования.
В топе здесь компании, которые улучшают жизнь людей, улучшают экологическую обстановку, ищут лекарство от старости и прочее. Майнинг не в фаворе, это совершенно точно.
Так вот, чтобы привлечь новых инвесторов, нам необходимо продемонстрировать, что мы дружелюбно настроены к окружающей среде, к нашим сотрудникам, ко всем тем, кто живёт в регионе присутствия компании. И ESG — это то, с чего в нашем совете директоров начинается рассмотрение проекта: если это проект «грязный», мы даже не будем смотреть в эту сторону.
Потому что нам придётся рассказывать об этом проекте инвесторам, и презентовать мы будем не только финансовую его сторону. Европейский инвестор хочет не только заработать денег, он хочет вкладываться в компанию, за которую ему потом не будет стыдно», — комментирует Михаил Дамрин.
По его мнению, именно инвесторы дали мощный толчок к развитию ESG-движения. Да, охрана труда, техника безопасности — со всем этим мы знакомы уже много лет. Но подобные отчёты добытчики готовили для контролирующих органов, а теперь прозрачности от них стали требовать негосударственные структуры.
«Как только появились новые виды отчётности, как только компании заставили «вытаскивать наружу своё грязное бельё» и раскрывать информацию о том, сколько выбросов было, как обстоят дела с травматизмом, сколько отходов предприятие генерирует, все сразу начали проводить мероприятия, чтобы всё это предотвратить», — считает г-н Дамрин.
Он полностью согласился с Натальей Поппель, заверив всех, что данные, представленные в публичных отчётах компании об устойчивом развитии, — это всегда честная и проверенная информация. Один раз, говорит Михаил Дамрин, ещё, пожалуй, можно приукрасить ситуацию. А на второй вас поймают за руку, и у компании сформируется определённая репутация.
«Послушайте, сегодня у каждого в руках сотовый телефон с камерой. И не дай бог на ГОКе сделать что-то неправильное или хотя бы выглядящее как неправильное. Сфотографируют, выложат, пойдёт слух, и доказать что-то будет очень сложно. Поэтому не стоит думать, что созданные компаниями отчёты могут быть «фейковыми», — уверен управляющий директор Kopy Goldfields.
С коллегой полностью согласился и Алексей Харитонцев. Он отметил, что если ещё 3–5 лет назад обсуждением устойчивого развития обычно завершались беседы с инвесторами, то сейчас с этого всё начинается.
«Сейчас мы находимся в непростой ситуации, когда инвесторы требуют и соблюдения целей устойчивого развития, и гарантий финансовой стабильности. И действительно, в мире есть гораздо более привлекательные для инвестирования отрасли, чем наша, где меньше рисков, связанных с экологией и охраной труда.
Мы не находимся в положении, когда в нас в любом случае будут вкладывать средства. Конечно, сейчас цены на металлы высокие, и это хороший аргумент, но этот всплеск не навсегда. И именно сейчас нам нужно задуматься о том, как в условиях возросших затрат мы будем работать в этом конкурентном мире, причём не выживать, а приносить достаточную доходность нашим акционерам», — подчеркнул Алексей Харитонцев.
Опыт компании Nordgold также подтверждает, что корни ESG-движения следует искать не в России, и что именно публичные компании драйверят данную инициативу.
«Наша компания уже много лет следует требованиям ESG-повестки, я думаю, эта история началась для нас в 2010–2011 годах. Мы торговались на бирже в Лондоне, и отчёты об устойчивом развитии начали готовить одними из первых в отрасли.
Это первый момент. И второй: поскольку наша компания имеет активы в Африке, социальная повестка, вопрос взаимодействия с местными сообществами — это то, с чем мы столкнулись достаточно давно. И затем мы перенесли эти практики на российскую действительность», — поделился Евгений Тулубенский.
С другой стороны
Однако дело не только в публичности и активах за пределами России. В ПАО «ГМК «Норильский никель» отмечают, что для компании важной вехой на пути ESG-развития стал 2015 год, Парижское соглашение и 17 целей устойчивого развития.
«Появились более чёткие требования к поставщикам, к цепочке поставок. И компании, ориентированные на экспорт, конечно же, столкнулись с этим в первую очередь. С другой стороны, для нашей страны всё более значимыми становятся вопросы, связанные с поддержкой коренных малочисленных народов.
То есть с разных сторон поступают запросы, всё больше людей хотят жить в новом мире по новым правилам. Молодые люди хотят видеть компании ответственными, заботящимися об экологии: социально-этические вопросы становятся принципиальными при выборе работодателя», — подчеркнула директор департамента устойчивого развития ПАО «ГМК «Норильский никель» Светлана Ивченко.
Что касается взаимодействия с местными сообществами, то это требование перед российскими компаниями ставит вовсе не новая повестка или требования акционеров, а сами условия, в которых формируются и существуют отечественные добывающие предприятия.
Об этом напомнила Наталья Поппель, обратив внимание на то, что горно-металлургические активы в России очень часто формируют моногорода. Поэтому для добывающих предприятий естественной становится задача развития социальной сферы в этих городах, поддержка малого и среднего бизнеса в регионе присутствия и развитие бизнес-кооперации с ним.
Что же касается экологической репутации добывающих компаний в глазах её будущих работников, так этот вопрос специалисты отрасли начали обсуждать ещё до того, как аббревиатура ESG стала «мейнстримом».
Так, в №1 2022 нашего журнала мы приводили мнения специалистов крупнейших горно-металлургических компаний о причинах кадрового голода: одной из них эксперты называли распространённое в обществе мнение о том, что добывающая отрасль — это «грязное» производство, с которым молодые люди не хотят связывать свою карьеру.
А ещё два года назад на «Майнекс-2020» специалисты золотодобывающих компаний предупреждали, что отрасль очень скоро столкнётся с «эффектом Греты Тунберг». Они отмечали, что если ещё 25 лет назад мало кого в России в принципе волновали вопросы «чёрного неба» и риск прорыва дамбы хвостохранилища, то через 25 лет подрастёт поколение, для которого эта информация будет иметь первоочередное значение. Так вот, 25 лет, похоже, и не понадобятся.
К тому же есть в российской добывающей отрасли предприятия, которые прошли собственный, особый путь к ценностям, которые сегодня объединяются под терминами ESG и «устойчивое развитие». Речь идёт о добытчиках алмазов.
«Действительно, наша алмазно-бриллиантовая отрасль одной из первых столкнулась с темой ответственности в цепочке поставок. Исторически это было связано с такой инициативой, как Кимберлийский процесс 2003 года, которая была направлена на борьбу с попаданием «кровавых алмазов» в международные цепочки поставок.
И наша отрасль стала одной из первых, которая начала подвергаться серьёзному регулированию со стороны государства, к тому же довольно быстро мы поняли, что необходимо разрабатывать механизмы саморегулирования.
И, по-моему, алмазо-бриллиантовая отрасль сегодня является единственной среди добывающих, у кого есть санкционированный механизм сертификации международных поставок», — сказал начальник управления международного сотрудничества АК «АЛРОСА» Пётр Каракчиев.
Таким образом, инициативы ESG очень органично встроились в стратегию развития «АЛРОСА». Пётр Каракчиев также отметил, что если разложить аббревиатуру «на составляющие», то компания особенно сильна в том, что касается «S»: ключевые активы «Алросы» находятся в Якутии, и компания активно взаимодействует с жителями региона присутствия.
С «G» тоже всё в порядке: как уже упоминалось, в отрасли уделяется большое внимание цепочке поставок. А вот на «E» компания намерена сконцентрироваться сейчас, и в ближайшее время «выйти с новой климатической и экологической стратегией».
Таким образом получается, что ESG для российской добывающей отрасли не является чем-то навязанным и инородным: различными путями компании неизбежно приходят к этой концепции.
Стратегия и её реализация
Однако принятие концепции — ещё не есть реализация. Каким образом перейти от стратегии к реальным действиям и результатам, и кто должен нести ответственность за реализацию целей устойчивого развития?
Примечательно, что сразу несколько экспертов, собравшихся за круглым столом, рассказали, что в компаниях, которые они представляют, выплаты топ-менеджерам зависят от реализации целей устойчивого развития. А несколько участников дискуссии отметили, что их личный годовой бонус зависит от того, выполнили ли компания задачи, связанные с ESG.
Много внимания собравшиеся эксперты уделили вопросу о том, каким образом тема ESG должна быть интегрирована в деятельность компании, и как всё должно быть решено с точки зрения организации: должен ли это быть отдельный департамент, отдельный директор, или ответственность эффективнее распределять?
К единой модели эксперты не пришли, однако согласились в том, что пока эти инициативы будут существовать только на уровне совета директоров, результатов можно не ждать.
«Разумеется, этот вопрос необходимо спускать от уровня топ-менеджеров на уровень производства: рудников и ГОКов. Разумеется, есть моменты, которые решаются ещё на этапе проектирования объекта, например, вопросы энергоснабжения и энергосбережения. Но дальше начинается другой, очень большой пласт реализации ESG-стратегии.
Возьмём хотя бы уровень HR. Допустим, приобретает предприятие экскаватор, стоимость которого исчисляется миллионами долларов. Владелец не может посадить в кабину вчерашнего школьника — тут нужен квалифицированный специалист. А он потребует соответствующую зарплату, условия проживания и так далее — это ведь всё входит в ESG.
Ещё один вопрос — техника безопасности, и это то, что мы можем решать только на уровне ГОКов. Не секрет, что в России есть проблема — высокая толерантность к риску.
Те трагедии, которые у нас случаются, часто связаны не с тем, что не выдали СИЗ или не провели инструктаж, а с тем, что кто-то решил: «Авось пронесёт». С культурой производства мы можем работать только на самом производстве», — объяснил Михаил Дамрин.
«Очень важно, чтобы стратегия не осталась только на бумаге. А пока мы не донесём все те ценности, о которых мы говорим, до бригадира, рабочего и каждого сотрудника, так оно и будет. Нам предстоит пройти большой путь до реализации стратегии. Соглашусь с Михаилом: самая сложная задача на этом пути — это поменять саму культуру», — поддержал коллегу Алексей Харитонцев.
А ещё Михаил Дамрин настаивает на том, что повышение прозрачности компаний заставляет их менять сам подход к рискам: принципиально не избавиться от штрафа, а предотвратить выбросы, аварию, несчастный случай. Об этом подробно говорил генеральный директор ГК «Петропавловск» Денис Александров: если прежде компании ставили галочки, отмечая, что работа на предприятии соответствует требованиям, то сегодня отрасль стремится действовать на опережение (подробнее об этом в №1 2022).
«И сегодня нам нужно донести до наших сотрудников мысль о том, что если на производстве произошёл несчастный случай, то премия урезается всем, а не только начальнику конкретного цеха.
На самом деле должно быть так: если один сотрудник видит, что другой садится в кабину спецтехники нетрезвым или без СИЗ, он должен принять меры. Только в России это называется «настучать», и отношение к таким действиям негативное. Но если этого не будет, нам проблему не решить», — уверен г-н Дамрин.
Впрочем, вопрос не только в организации, но и в инвестициях. За чей счёт предполагается реализовать все те ESG-проекты, о которых сегодня столько разговоров? И готов ли конечный потребитель к тому, что часть расходов ляжет на него?
Скажем, если производитель смартфонов возьмется проконтролировать все элементы, входящие в состав конечного продукта на всей цепочке поставок, не станет ли этот продукт в несколько раз дороже? И найдётся ли на него тогда покупатель?
«Безусловно, часть затрат понесут потребители. И это уже происходит. Давайте начнём с простого примера: во многих городах России уже внедрена система раздельного сбора мусора, и люди добровольно начали его сортировать, хотя их не проверяют и не штрафуют. Да, это не вложения денег, но это трата времени, и мы на такие условия согласились.
Если говорить о той же декарбонизации, то она будет стоить недешево, и часть этих затрат ляжет на потребителей. А если вернуться к смартфонам, то так же с вами вкладываемся в выплаты тем, кто добывал металл, тем, кто собирал корпус, тем, кто создал упаковку.
Да, нужно привыкать к тому, что за «зелёное» будущее придётся платить, причём в том числе это коснется и конечных потребителей», — высказался директор, руководитель отдела услуг в области устойчивого развития EY в России Сергей Дайман.
Ссылка на источник: dprom.online